Баллады
БЛАГОДАРНОСТЬ ГОСПОДИНА ЛА ФЕРТА
А герцог Ла Ферт был изрядный повеса:
Продав сотню акров зеленого леса,
Он брал трех вассалов с пятеркой подружек,
И ливры спускал под бренчание кружек.
Не просто слагалися стансы героя:
Он вряд ли был лавров фортуны достоин,
Но это его беспокоило мало -
Рутина обыденной жизни достала.
Поэтому Ферт, не смущаясь ни разу,
О личных делах вел смешные рассказы.
И морщились дамы, дворяне плевались.
Себя не сдержав, все равно улыбались.
Истории герцога пахли не сладко:
В них грязи болотной хватало с достатком,
Но вдовы под крепом от смеха рыдают,
Коль скоро Менандр некролог прочитает.
А если чужак, матерясь неприлично,
В любезные речи влезал неэтично,
Из кофра Ла Ферт доставал "Парабеллум",
И мысль подтверждал не словами, а делом.
Затем собирал разношерстную стаю,
Забавных речей своих не прерывая,
Задвинув за стойку дырявое тело,
Пошлить продолжал, по-гусарски, умело.
В шести верхних строфах весь смысл уложился:
С момента, когда сей паяц уродился,
Пил виски все годы - в жару и морозы,
И умер бы желтый от краски цирроза.
Но жизнь человека - веселая штука:
Услышав в желудке бурлящие звуки
(Где ром с винегретом затеяли свару),
Зажав рот рукой, он рванулся из бара.
И там, во дворе, энергично и кратко,
Он вывернул все из себя без остатка.
Весь ужин попал, до последнего грамма,
На красный сафьянный сапог знатной дамы.
Опешив, поднялся, смущенный нарядом,
И встретился с крайне презрительным взглядом.
Хоть герцог не смерд был и стоил не мало,
Но перед Ла Фертом Принцесса стояла.
Секунда - и свитою он огорожен,
А шпаги уже потянулись из ножен.
Верзила, в семь футов, со нравом задорным,
Вдруг стать захотел лилипутом придворным.
Загладить вину неприятную чтобы,
Он рухнул к ногам благородной особы
И бросился там на борьбу с винегретом,
Стирая следы своей пышной манжетой.
Вид Ферта в пыли возле царственной ножки,
С отчаянным рвением трущим сапожки -
Всех эта комедия развеселила.
Смеясь, недотепу Принцесса простила.
И даже подняла за пышные брыжи,
Хотя негодяй был на голову выше,
Но в хрупкой руке обнаружилась сила,
И в замок на ужин его пригласила.
Вот герцога вводят в покои для гостя,
Вот в ванной ласкают гудящие кости,
Вот в бархат с шелками его облачают
Вот двери к столам перед ним раскрывают.
По залу идет шагом гордым и смелым,
При нем нету шпаги, но есть "Парабеллум",
И сотня дворян, чьи нахмурены лица,
Не знают: смеяться им, или склониться?
А кто-то зубами скрежещет от злости:
Почетное место - почетному гостю.
Присесть одесную ему предложили,
Слегка улыбнулись и, тут же, налили.
По жилам горячей волной прокатилось.
Принцесса о чем-то к нему обратилась.
Под взглядом, хоть добрым, но все же бесстрастным,
Он умные речи повел о прекрасном,
Меж тем, за столами пошли разговоры,
О славе, о подвигах, дружбе и ссорах,
О храбрых дуэлях за честь нежной дамы,
О том, как на пушки шагают упрямо.
Задумался Ферт, дернув вихр на затылке:
Всю жизнь обезглавливал только бутылки,
Кабацких боев выпадали минутки,
Но нежною леди была проститутка.
Беседа туманом поднялась над залом
А герцог все хлещет бокал за бокалом.
И, требуя эля, посудой грохочет,
И шутит, и сам же над этим хохочет.
И, с каждым стаканом, хозяйка банкета
Все краше и краше, как жаль, что одета.
А как же волнует разрез ее платья -
Ла Ферт уж готов распахнуть ей объятья.
В глазах все двоится, расслаблены плечи,
Но надо блеснуть остроумием речи!
Едва не свалившись со стула на брюхо,
Шептать принимается даме на ухо
Набор анекдотов в крестьянских рубашках:
О хитрых кюре и развратных монашках,
О муже с рогами, жене - старой кляче,
И что-то еще из собраний Бокаччо.
Принцесса рукой его отодвигает,
Но Ферт - не дурак, Ферт - он все понимает:
Миледи заигрывать с герцогом стала,
А значит - брутальности время настало.
Шатаясь, как боцман на баке корвета,
Он лезет на стол, раздвигая котлеты.
А блюда хрипят, треснув, голосом спертым,
Пока он их топчет высоким ботфортом.
И снова выходит на бис "Парабеллум" -
Ружью, что всю пьесу на стенке висело,
Когда-нибудь выстрелить в драме придется,
И именно этим сейчас и займется.
Стреляет Ла Ферт беспорядочно, густо,
Стреляет по окнам, стреляет по люстрам,
Чинит над куском штукатурки расправу,
Уверен: теперь он хозяйке по нраву.
Кричит, что он лучший, а прочие - нелюдь,
На вопли Ла Ферта сбегается челядь,
Вот кто-то из них в гостя метит поленом,
Он палит и палит по фрескам бесценным.
Но тут канонада внезапно смолкает,
А брус от его головы отлетает.
Он валится сразу со скошенной рожей
В поднос с поросенком. Они так похожи...
* * *
И снова он провинциальный повеса.
В угодьях уже нет ни пашен, ни леса.
Но герцог вассалов своих собирает,
И с ними озера свои пропивает...
