"Французская Сторона"
IV
Отправив маму с поездом в Молдову
И смазав рельсы слезным ручеем,
Я возвратился поздно, под покровом
Ночи, сверкавшей звездным серебром.
Пройдя весь путь по лестничным ступеням,
В тоске я опустился на кровать:
Я в гордом одиночестве теперь, и
Мне не к кому в жилетку порыдать.
Страдая, я печально провалялся
Примерно с час, потом пошел бродить
По коридорам. Первым мне попался
Земляк один он шел куда-то пить.
Я увязался следом, как репейник,
Узнав, что разделяла нас верста
С той разницей: моим был левый берег,
Он жил на правом берегу Днестра.
Он внешне был фигурой коренастой,
Приземистым, внушительным в плечах,
Окутанных густым потоком власов,
Взращенных на студенческих харчах.
Иван Кирияк – обычный сельский парень
Недюжие способности ума
Скрывал в своей простой квадратной харе
И был за это сослан на физмат
Лицея-колледжа. Два года отмотал он,
Глупее там не стал и потому
Подал свои бумаги после бала
На инженерный факультет ПГКУ.
На факультете, комп найдя в подсобке,
Весь первый курс он там и просидел,
Стуча в тиши по полустертым кнопкам,
И глядя в синий Нортон. Он хотел
Перевести английскую игрушку
На русский разговорный диалект.
Он запустил дела, забыл подружку,
Но не забыл Ивана факультет.
И, став пред длинным списком кандидатов,
Иван Кирияк задумался всерьез:
Тут либо отчисляют, либо надо
Решать скорей тревожащий вопрос.
Примерно в эти дни прошел экзамен
Для тех, кто больше прочих одарен,
Широк душой, натурой многогранен,
Как личность ярок, развит и умен…
Короче, эти редкие счастливцы
Могли попасть в московский универ
И там за счет бюджета обучиться,
Постигнув суть всех таинств высших сфер.
Так, вняв призыву внутреннего гласа,
Сдав на отлично испытания, Иван,
Купив себе билет в окошке кассы,
Попал в «Станкин», известный, как «Стакан».
А тут Иван пошел по старым тропам,
Хотя ночами виделась еда,
На кафедре вид «Тетриса» нашлепал,
И был доволен всем, как никогда.
Характер Вани где-то был ленивый,
Как кот на солнце, мягок был всегда –
Так Волга протекает по равнине:
По ней спокойно плавают суда,
Она неспешно воды вдаль уносит,
А возле скал описывает круг,
Но их теченьем постоянно точит.
Я очень рад тому, что он – мой друг.
За вечер ознакомившись с Иваном,
Пока еще не слишком глубоко,
Я, несколько разбитый, утром рано
Одел комплект постиранных носков,
Рубашку, галстук детский на резинке,
Стального цвета выцветший жилет,
Кроссовки (м-да…), и выехал к «Станкину»,
Чтоб получить читательский билет.
Вдоль этажей к дверям библиотеки -
От первого к восьмому гул стоял
Толпились, гомонили человеки,
И чей-то голос сверху завывал:
«Студент такой-то, выйдите из массы,
Покажьте благородное лицо!
Теперь еще квитанцию из кассы,
Оплаченную любящим отцом.
Ага... угу... поставьте здесь расписку.
Студент сякой-то, высуньте натуру!..»
И дальше в этом духе вниз по списку
Из тысячи фамилий абитуры.
На дипломате, возле стенки дальней,
Сидел ужасно хмурый паренек.
С тоской плевал в соседские сандалии,
В мои кроссовки, в сутолоку ног -
Так я был ознакомлен с Александром.
Он тоже знал, что значит «ПМР»,
Поскольку был прописан изначально.
На улицах расстрелянных Бендер.
Отец его звался Теодоракис,
Жил где-то в Патрах, был, как будто, грек.
Давным-давно принес букетик маков
Девчонке русской. Новый человек
На божий свет явиться не замедлил –
Дитя Балканов смешанной породы,
Впервые встал на жизненные петли
Скрепляя узы дружбы двух народов.
И, надо думать, мало видел счастья
В своем рожденьи – волею судьбы
К нему тянулись жадно все напасти,
Какие можно выдумать. Увы,
Причина бесконечных приключений
Скрывалась, как ни странно, в нем самом –
Он от природы был латентный гений
И глубочайшим наделен умом.
Он чувствовал себя среди убогих
Маркизом объявившимся в хлеву,
Превосходя способностями многих –
Так средь мартышек неуютно льву.
Негоже сеять бисер перед стадом –
Навоз милей для поросячьих рыл.
И он с толпою не держался рядом,
Людей высокомерно обходил,
Цедил сквозь зубы «здравствуйте» порою,
Руки холопам отроду не жал
И чувствовал везде себя изгоем.
Да, собственно, изгоем он и стал.
И общество в накладе не сидело:
Ощерившись, нахохлившись встречало,
Оскалив зубы вслед ему глядело
И яростно само себе шептало:
«Кажись, он нас придурками считает.»
«Что, нас обоих?» «Да». «Тогда ему кранты!
Вот, гад! Ведь брешет, сволочь! Каждый знает:
Из нас двоих придурок только ты!»
За диалогом следовали козни,
Придумывался список гадких дел,
Но Шурик шел вперед с упрямством козьим
И изменять характер не хотел.
Как ни стараюсь, не найду ответа:
Как снизошел сей сложный элемент
К моей персоне? Все же дружба эта
Моей особой гордости предмет.
…Я тенниса любитель самородный.
Еще, бывало в школе, взяв «русс. яз.»,
С дежурными, уставший и голодный
Гонял по парте шарик целый час.
Зайдя в спортзал, что, правда, было редко,
И обнаружив группу теннисистов,
Я где-то раздобыл себе ракетку,
Став завсегдатаем спортклуба очень быстро.
Один момент запечатлелся ярко:
Я спорил с судьями о правильности счета,
Жестикулируя, как старая цыганка,
И тут моя ракетка ткнулась в что-то.
Я обернулся с руганью и ахнул:
По лбу стекает струйка крови плавно,
Хозяин лба надулся – дело пахнет
Затрещиной. Причем из старших явно…
Никто меня не бил за скудость мозга,
Зато товарищ верный появился –
Сергей Кудинов, житель Пятигорска,
Уже четыре года отучился,
Но сохранил тот цвет душевных качеств,
Который мы, по глупости, не ценим.
Тот человек, кто сердца вглубь не прячет,
Кому первей себя мы свято верим;
Тот, кто, отдав последнюю сорочку,
Взамен ее не стребует калач;
Тот, кто готов сидеть до поздней ночи,
Выслушивая горести и плач,
А сам ни разу вас не озадачит
Своими неприятностями; тот,
Кто деньги от друзей в кошель не прячет,
А долг потом обратно не берет;
Тот, кто всегда надежною опорой
Подставит длань, прикроет вас, как щит;
Кто после оскорбительного спора
Поймет вас, пожалеет и простит;
Кому неведомы предательство, измена,
Кто вовсе и не знает слова «ложь»;
Кто к вам не лезет со своею мерой
И не продаст врагам за медный грош;
Кто твердо знает: вы на все готовы
Ради него. Пусть в вашем сердце клин,
Но если в черный день лишиться крова,
Вы двери распахнете перед ним.
А вам известно, что не все тут верно –
В вас мрак царит и на душе печать,
Но все же эту искреннюю веру
Так хочется хоть как-то оправдать…
Таким в моей он памяти остался –
Невозмутимый джинн, явившийся на пир.
Он делал лучше тех, кто с ним общался,
А через них – он улучшал весь мир.
Друзья мои, я часто был скотиной
И причинил немало вам хлопот.
Запутавшись в цепи событий длинной
Я вел себя, как полный идиот!
Простите же меня за все манеры,
За то, что одного себя любил,
За все поступки, за характер скверный,
За то, что вас, бывало, не ценил!
Я был слепцом, вы терпеливы были
И не судили строго, по делам.
Сатир склоняет перед вами выю
И посвящает эту книгу вам.
