Опыты
Об Ангелах
По счастливому стечению обстоятельств, я был лишен того периода, в котором юное существо начинают терзать беспокойство за будущее, боязнь общественного мнения, смутные мечты о чем-то большом и светлом, и, вместе с тем, жгучее желание нарушить стереотипы и совершить что-нибудь запретное. В этом плане, у меня не было юности. Лишь, детство, и, сразу, зрелость. Хотя, возможно, я так и застрял где-то на рубеже 13-14 лет с наивной верой в людей и неприятием ни добра, ни зла.
Осознав, что «черного» и «белого» не существует, а есть лишь градации серого, причем оттенки разнятся в зависимости от того, кто и с какого места на них смотрит, я, без сожаления, распрощался с совестью, как с ненужным и вредным атавизмом и принялся вести такую жизнь, какая меня устраивала. К сожалению, то, что устраивало меня, не всегда удовлетворяло других, и я научился, ради собственных интересов, создавать и носить маски. Я стал фантастическим лицемером. Зная, что от данного человека мне что-то нужно, я в считанные минуты перенимал его манеру общения, мимику, жесты и очень быстро заставлял поверить собеседника в то, что мы с ним похожи, завоевывая, тем самым, его симпатию.
Где-то в этот же период, я открыл для себя прелесть измененного состояния сознания, вызываемого алкоголем. В 18-20 лет я практически не пьянел, но мой мозг начинал функционировать с удвоенной скоростью, обрабатывая пакеты полученной за день информации, и откладывая результаты куда-то в область подсознания, откуда они, по мере необходимости, извлекались уже чисто автоматически. Таким образом, я умудрился не завести себе ни одного врага и всюду числился компанейским парнем.
Спустя определенное количество лет, вынужденно сменив обстановку, я попал в мир людей попроще, которым были неведомы сложные многоходовые интриги высшей интеллигенции, и которые были способны лишь на то, чтобы с сияющей улыбкой тебя приветствовать в лицо, и цедить сквозь зубы проклятия в спину. Мне не составило особенного труда создать о себе впечатление, как о персонаже, лишенном недостатков. Однако, я недооценил специфику человеческой недалекости: глупцы не переносят перфекционизма, и, за неимением реальных, мне стали приписывать несуществующие качества и привычки, ибо я раздражал всех уже только своим одновременным сосуществованием со среднестатистическим стадом.
С годами, человек набирается опыта и становится мудрее, но не умнее. Интеллектуальное развитие останавливается где-то на рубеже 20-21 года. Оглядевшись, и увидев вокруг однотонную серую массу, в которой каждый мнил себя положительным и высокоразвитым, а всех остальных – отрицательными глупцами, я начал потихоньку ее презирать. Со временем, это отношение переросло в откровенные высокомерие и надменность. Не имея ни желания, ни возможности метать бисер, я начал все больше углубляться в философские размышления, корни которых находил на дне стакана до тех пор, пока окончательно не спился.
Неизвестно, где бы меня похоронили, и уместилась ли в гробу моя печень, но, все же, чудо случилось и послало мне (мне – закоренелому материалисту!) ангела, которому я не был неприятен, страшен или противен, и который искренне желал мне добра и счастья. Едва ли не насильно вытащив меня из дебрей самокопания, он сумел вселить в меня веру в свои возможности. Моя, к тому времени уже почти полностью разбитая личность, под его чутким руководством начала воссоздаваться заново, с нуля. Сохранив характерную для моего типажа гордыню и фундаментальное отрицание существования раздельных «добра» и «зла», он,
тем не менее, смог полностью перестроить мою систему ценностей: научил ценить искренность, чуткость, ответственность, преданность и человечность. Я очень благодарен ему за это.
Когда же миссия его была завершена, он меня покинул. Но я, настолько привыкший к постоянному шуршанию чьих-то крыльев рядом, отказывался признавать очевидное, и, терзаемый утратой, вместо того, чтобы двигаться дальше, снова начал спускаться вниз.
Уроки, преподанные мне не прошли даром: я более не получал удовольствия от вранья, или унижения кого-либо, напротив, мне они стали омерзительны. И тем острее я замечал, что почти все люди всю свою жизнь только этим и занимаются: лгут, лицемерят и унижают себе подобных, ради удовлетворения чувства собственной значимости. Любви к человечеству такие наблюдения, естественно, не прибавляли, а хоровод стаканов все шире и шире.
Наконец, ощущая, что очень и очень скоро все мои надуманные сложности драматично прекратятся, я увидел другого ангела - существо светлое и невинное, но отчаянно нуждающееся в поддержке: одинокое, растерянное, и разрываемое на части собственными противоречиями. И я понял, что побудило моего прежнего хранителя обратить на меня свой взор: он тоже катился. Катился по наклонной к пропасти, до встречи со мной, и лишь обретя меня в качестве подопечного, он нашел и себя. Излечивая мои, он врачевал, одновременно, собственные раны. А значит, и мне есть для чего и для кого изменяться.
В мире не существует магии. В мире нет богов, ангелов и бесов в том понимании, в котором их рисует религия. В мире есть только мы – люди. Каждый несет в себе обе ипостаси, святость и демоничность – две стороны одного и того же: человека, который сам для себя и адвокат, и прокурор, и судья, то есть, по своему, Бог.
Я, по прежнему, не люблю посредственности. Я, по прежнему их презираю и остаюсь высокомерен по отношению к большинству – этого у меня не отнять, увы. Но, одновременно, я верю в Человека, в его волю, в его стремление к совершенству, и в его способность совершить чудо. Если для меня его совершили, то и я могу сделать для кого-то то же самое?
