"Французская Сторона"
I
Захваленный до сизого деканом,
И звонко хлопая наивными ушами,
Я в первый день ходил ужасно радый,
Довольный всем, обвешанный лапшами –
За два часа сожительственных трений
Сосед наговорил мне всяких мыслей,
Софизмов дельных, прочих утверждений…
Керченский парень, звался он Денисом
И здорово рассказывал мне байки:
Они там в школе были босяки,
Ходили на уроки только в майке,
Курили в туалете косяки,
Лупили всех подряд от «не фиг делать»,
По праздникам лупили от души,
В четвертом классе куклу, в пятом тело
Подружки познавали мальчиши,
В шестом для старших бегали за водкой,
В девятом сами слали шестерней,
На выпускном, укушавшись, всей ротой
Пинали дорогих учителей.
Их бог – Хардкор, а DJ Слава Финист
Пророк его. «Не вижу ваших рук!» –
Святое откровение. Все в мыле
Они плясали в клубах под каблук,
Потели и щипали мокрых девок,
А повезет – в сортире до зари
Цеплялись за рельефы неумело,
Невинность соблазняя на пари.
Нехитрые законы соблюдая,
Когда их били в левую щеку,
Обидчику совали хуком справа,
И волю отдавали кулаку.
Кулак и лом нельзя понять превратно.
Они, чтоб избежать двусмысла фраз,
Не смея просто так ругаться матом,
На мате говорили весь абзац.
А речи их (о, торжество предлога!)
На зависть Оксфорду, блистали простотой -
Два междометия в цепи тройного слога
И резкий, энергичный жест рукой.
Сам Даль досадно корчился в могиле,
Когда они, с запасом в тридцать слов,
Вели беседы о «Войне и Мире»:
Кто с кем, кто как, кто эдак, кто кого…,
Привычные глаголы по привычке,
Кончая, без затей, бессмертным «ять».
Язык их походил на хрюки дичи, и,
Уж верно, шимпанзе б их смог понять,
Но я с трудом вникал в него вначале,
Хоть морщил лоб и слушал, рот разинув.
Культура MTV не подкачала.
За квартал, мой сосед меня продвинул
В напыщенные модные повесы –
Учил на пальцах, гриндерсом потом.
Я стал немного неформальным кексом,
И, чуточку, понтовым чуваком.
Цеплял на фейс бычачьи побрякушки:
На нос кольцо, на ухо клипс-серьгу,
Внутрь ввинчивал от плеера ракушки
И придирался к каждому лоху.
А этих, кстати, было тут немало.
Очкарики, и все, как на подбор,
Культурно так ворочая хлебалом,
Просились на серьезный разговор.
Вот истина звериных отношений!
В них сила исподлобья правит бал.
С позиции тупой, бездельной лени,
Ученый франт глядится, как нахал.
Сморчок, сжимающий учебники под мышкой,
Не зная сам, как вызов и укор,
Идет вдоль стен в потертом пиджачишке,
Уставив на шнурки забитый взор.
С животных эр, опущенные глазы –
Признание достоинств вожака,
Готовность выполнять его приказы,
Желудочная трусость слабака.
Рефлекс не пинчер – на цепь не посадишь –
Подстегнутый играющим спиртным,
Беснуется, рычит, бунтует ткани,
Выпрыскивая в кровь адреналин,
И книжки разлетаются фонтаном,
И бьется о паркет стекло очков,
И что-то подвывает где-то рядом,
И мнется плоть титановым мыском,
А зрители бегут, как тараканы,
За двери, под прикрытие замков –
Им завтра просыпаться нужно рано,
Желательно, совсем без синяков…
Да не обидит правды «Увертюра»,
Я тешился несбыточной мечтой,
Но быстро стал отпетым оболдуем,
Узнав, кого тут «любят» и за что.